[indent]Джер, как ржавый гвоздь в полсантиметра, способный до мяса распороть взрослую ступню, но отклониться при виде детской пятки в голубом носке. Очень своевольный ржавый гвоздь, засаженной в глотку Крысиного Короля так глубоко, что он и сам не знает — хлопать в ладоши или раскаиваться в кровавых соплях; засаженный под ноготь большого пальца Большого и Страшного, чтобы нашептывать ему про грязные дела и незаконные сделки Серого Квартала. Проклятие Джер никуда, кроме как ко всякому сброду, ее не притягивает. Это после нее принцы средней паршивости находят своих юных принцесс, нищие фермеры хватают банк в казино, а менеджеры среднего звена вдруг понимают, что созданы летать, а не ползать. Джер не знает, то ли она — сосуд неудач, и они сцеживаются в нее, освобождая окружающих, то ли она сама эти неудачи приносит и потому хорошим людям стоит поберечься. А вот Крысиному Королю нормально, его и чума и не обидит.

[indent]Когда-то у Бобби морской дьявол сидел в костях и губы на вкус были, как соленая карамель. Он служил офицером королевского флота, любил одну девушку за раз и оставлял монеты бездомным калекам в порту. Потом Бобби познакомился с Крысиным Королем, заплесневел и озлобился — и теперь выбивает из задолжавших сказаний деньги, хрящи и молитвы. Если Крысиный Король — голова, то Бобби — пучок хвостов, стянувших всю падаль округи в венец над этой головой. Его не пугает смерть, не забавляет жизнь, даже шлюхи уже не особо заводят — и только когда он блуждает по Нью-Йорку один и случайно выходит к темнеющим водам Гудзона, что-то давно забытое начинает ныть под ребрами.

ДЕВОЧКА СО СПИЧКАМИ
девочка со спичками, вторая волна

willa fitzgerald

[indent] ⁕ Предлагаю звать эту даму Марни. Но ни к чему не обязываю. [indent] Она почти благодарна Врагу за войну. Побег из Родных Земель для Марни выглядит как выстраданное освобождение из этого затянувшегося ада выживания на территории вечной зимы. В Родных Землях у неё нет дома, нет имени, нет нормальной обуви и связных мыслей – одни только низшие потребности. Хочется всего-то вкусно поесть, выспаться на удобной кровати и долго-долго принимать пахнущую жвачкой ванну. Хочется вычесать из себя вшей и сходить в сортир в помещении, без цыпок на обожжённых морозом ляжках. Враг выглядит для Марни не завоевателем, по меркам Марни это звучит как спасение. [indent]  Фейблтаун расправляет ей плечи, вздёргивает выше её подбородок, делает мягче линию сжатых губ. Мутное сизым небо становится чистым, забываясь в неоне. Щетина мочалки почти смывает запах неминуемой смерти, въевшийся в поры, а полфлакона дешёвой реплики Герлен заглушают то, что от него остаётся. Первое, что она делает, выходя на улицы Нью-Йорка – разыскивает Розу Красну и говорит ей «Смотри, я живая. У меня получилось не сдохнуть». Голодное солнце кусает Марни за острые плечи, оставляет персиковую отметину на переносице, Роза непомнящим взглядом выжигает ей дыру во лбу. Улыбка прорезается на её лице линией нервной истерии. Роза ерошит волосы, ерошится сама, передёргивает плечами — и нарисованный на её джинсовке ворон насмешливо вскидывает крылья. Роза говорит «Извини, тяжёлая выдалась ночка. Тяжёлый выдался год, если честно» и в качестве оправдания помогает Марни устроиться в клуб Синей Бороды. [indent] Билли не из тех, кто дружит с персоналом. Билли не из тех, кто дружит в принципе. Но у Марни полторы минуты свободного времени, и когда дверь служебного входа распахивается, он встречает её уже прикуренной мятно-мятой палочкой сигареты. Самого Билли через тридцать секунд осудят за опоздание. Этажом выше их общий начальник (между собой они зовут его «новый бог») уже готовится смотреть на него тем самым долгим взглядом, который выкручивает нервы и неприятно скребёт по черепу изнутри. Марни думает: не так уж и стыдно взамен простаковского «слава Богу» отсмеиваться «спасибо Врагу», зная, что Билли прежде работал на Императора. И когда она говорит так, на Билли липкой волной обрушивается облегчение – не стыдно. [indent] Она молода и уже не смотрит на мир глазами широко распахнутыми и ясными, у неё есть шансы. Она заточит зубы и вопьётся ими в кусок сладкого, жирного, истекающего соком пирога. Марни знает: у Билли можно попросить помощи. [indent] ⁕ Внешность менять можно. Не знать канон можно. Вообще всё можно, я обещаю.

ТВИДЛ ДИ И ТВИДЛ ДАМ
алиса в стране чудес, первая волна

naomi diaz & lisa-kainde diaz^*

[indent] Ди  — это садануть кулаком по столу и «Налей и съебись!». Ди — это тяжёлый взгляд под нашпигованным тушью ельником ресниц и «Кошелёк или жизнь» (на самом деле кошелёк и жизнь). Дам — это ковыряться в зубах канцелярским ножичком и перманентно вскинутый вверх средний палец. Близнецы Твидл — это трафаретные семейные ценности и гоп-стоп. [indent] Твидл Ди — это одно сплошное «Хочу такое же!», концентрированная, беспредельная зависть. Ди — это человек, сложенный из одной только жажды отобрать чужое и сделать его своим. Она хочет бургер как у той девочки и папу вот этого пацанёнка; длинные яркие ногти как у этой бабы и пушистый брелок на сумке — нет, всю сумку целиком! — как у неё. Она бы отдала всё за зубы как у Бигби, рога как у Холли и огромные, честные, зелёные глаза Вивиан. [indent] У Ди нет ничего из этого. Они с Дам вечность балансируют на грани абсолютного безденежья и с постоянством в шесть дней из семи жрут на обед сэндвичи из хлеба с хлебом. Ногти у обоих глубоко обкусаны и окружены колючками заусенцев — чем больше сколупываешь, тем кучнее они нарастают. Вместо красивых сумочек у них один на двоих туристический рюкзак — это чтобы быстрее скинуть пожитки и свалить со съёмной квартиры, за которую они уже третий месяц платят глупому простаку обещаниями. Зубов Бигби, когтей Джерси и даже копыт какой-нибудь захудалой Антилопы у них не было и в Родных Землях. [indent] Твидл Дам, к слову, в отличие от сестры, не питает ненависти ни к своему положению, ни к своему телу — она ценит всё, что имеет, с жадностью дракона, накопившего вместо горы золота пригоршню отполированных морем дроблёных бутылок. Но никогда — никогда! — не против здорового сестринского соревнования. «Спорим, я убью его больнее?», «Спорим, я выколочу из неё долг быстрее?», «Поздно, Ди, со мной он уже переспал.» [indent] Все в Фейблтауне знают, чем они занимаются, но ни у кого нет доказательств. Более того, завсегдатаи «Цокота копыт», бывало, становились свидетелями того, как их соседи или знакомые пытались откупиться от Ди и Дам, задабривали и предлагали выпивку за свой счёт, едва те появлялись в баре, не успевая даже грубо поздороваться.  Простаки близнецов недолюбливают, заранее относятся с опаской — будто какое-то чутьё подсказывает им о беде. Нечто внутри них при встрече с Твидл начинает звонко пищать «Тревога, тревога! Хватай жопу в руки, прячь детей и деньги!». Принципов у них нет, сплошные инстинкты. Инстинкт бей, пока не убежало. Инстинкт наеби ближнего своего. Инстинкт да, было ваше, но мы подобрали с трупа. [indent] Близнецы Твидл — гончие сатаны, выдравшие с мясом цепь хозяина при побеге. Если они получили на тебя заказ — пиши завещание, дружок. Это всё, что ты успеешь сделать. Может быть успеешь, потому что они уже точно забились, кто из них сбросит твою влажную кровавым шкурку в ведьмин колодец. • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • * можете менять, можете взять любых других близнецов, любых других сестёр, любых других похожих друг на друга дам. можете взять одно лицо на двоих (и даже один профиль, если осилите). моё единственное требование: это лицо не должно быть нежно-фиялковым, в нём должна читаться гопота, так или иначе. ну, и обсудите это со мной предварительно, ладушки? по бумажкам близнецы Твидл – частные детективы, но ни один из их клиентов до сих пор не предложил им навести справки о добропорядочности своей будущей жены. Нет, правда, они бы могли, и взяли бы чуть дешевле рыночной стоимости. Но их заказчики предпочитают дела, что шуршат чёрным полиэтиленом, а запашком привлекают падальщиков. я бы хотел сказать, что лейтмотивом этой заявки выступают мечты Джека о положенных ему по канону тройняшках, но – увы и ах – для близнецов у меня припасены сюжеты, в ходе которых Хорнеру, скорее всего, не перепадёт ничего, кроме как по зубам. (но я не теряю надежды – вдруг никто не ждал, а из нас выйдет дримтим на постоянной основе!)

НИЛЬС ХОЛЬГЕРССОН
the wonderful adventures of nils, я волна новая волна
 
james mcavoy

♫ хаски — пироман 17 Когда стоишь под мясной лавкой и лапаешь масляными глазами натюрморт с битой дичью, когда идёшь окольным путём до бакалейных рядов, когда на последние деньги берёшь мешок кукурузных зерён размером с яйцо янтаря, когда волочишься за черту города, чтобы откормить птицу, даже если придётся насильно, и даже если укусит, ущипнёт за руку, вырвет клок кожи, будто ты делаешь это только затем, чтоб потом забрать неестественно жирную печень, блёклую, ничем не пахнущую, весом в центнер, не будто бы ты в самом деле от чистого сердца, и хочешь помочь, и не знаешь, что сделать, — тогда вроде бы просто ходишь по улицам, ошиваешься вокруг забора Фермы, зато внутри чувствуешь — ты в эпицентре, и огонь лижет локти, въедается керосином под кожу, пухнет внутри тротиловой горькой начинкой вместо кишок, будто варенье и заварной крем в отчем пирожном “Принцесса”, которое знают везде, куда дотянулась деревянная капиталистская лапа Икеи. Ты можешь собрать бомбу, поднимущую всю Ферму на воздух, за час, за полчаса, без инструкции, даже напаленный и никогда не бывавший отцом, ты первопроходец и амбассадор HighKEA  — это проще, чем собрать бьюрста и кнарревик, ты клянёшься — но ты не знаешь, как растормошить Мартина, не знаешь, как выудить из его клюва хоть слово, хоть одно слово, хоть что-то, что напоминало бы о тех днях, когда вы могли говорить друг с другом, и дело даже не в чарах и их отсутствии, и это всё — ЭТО ВСЁ — приводит тебя в тифозное бешенство. Ты не усвоил уроков великодушия, долготерпения и любви, преподанных долголетящим трипом на птичьей спине — так мягко, как на пуховой подушке, клянёшься — ты уже не помнишь, что всё бы отдал за то, чтобы стать обыкновенным мальчишкой, тебе поебать. Когда-то был человеком, спасающим тех, кто в беде, от сонма свирепых крыс, а когда-то ты был человеком, который засовывал живых ос в уши домашней скотины, ни для чего, for shits and giggles, и ты хочешь вернуться к обоим, но ты потерян и зол. Это нормально. Так иногда случается, знаешь, когда единственное существо, которым ты дорожишь, оказалось в хлеву за забором, едва ли выше твоего колена, хотя было время, — ты говоришь, что ты помнишь, и ты клянёшься, — когда эта птица могла укрыть тебя от всего под своим крылом, но это время тоже прошло, и вот ты засовываешь осу-огнепроводный-шнур в ухо водопроводной трубы; и несмотря ни на что, ты не расклеился, ты не тоскуешь по Вестменхёгу, по тому гусю Мартину, которого вряд ли вернёшь, и в тебе ещё есть запал на одну блядскую спичку, на одну спичку, на грамм сырого пороха, и знаешь, Нильс, почему? ПОТОМУ ЧТО ТЫ, БЛЯДЬ, ОБОЖАЕШЬ ФЕЙБЛТАУН.

МАРТИН
the wonderful adventures of nils, ок первая волна
 
alexander skarsgård

♫ хаски — убей меня Лежишь на сене, в гнезде из струпьев собственного ума и пуха, будто в накокаиненной ноздре Нильса Хольгерссона, чувствуешь, что человечий мозг тает, и начал таять давно, и сейчас просто плавает в гнойном мареве где-то на зыбкой границе меж истончившимся хохолком из посеревших перьев и болезненными флешбеками двуногой давности. Когда-то хватало жил, чтоб доказать, что и домашние гуси на что-то способны, хватало гордости, чтобы поднять себя в воздух — не потому что Нильс Хольгерссон так сказал, не потому что Хольгер Нильссон так сказал, не потому что мать Нильса Хольгерссона и жена Хольгера Нильссона так сказала, и даже не из упрямства, назло старой Акке из Кебнекайсе, — только назло себе, из упрямства и нежелания жить на птичьем дворе и быть съеденным. Теперь остаёшься на Ферме и тихо таешь в саване из прошлогодней травы. Лётная куртка с твоих плеч давно перешла человеческому ребёнку, она обросла нашивками, вигилантской спесью и ультралевым запахом пороха и хлоратов. Абреввиатура СВУ для Нильса столько же, сколько для тебя ВВС США; стая Акки преобразуется в истребительную эскадрилью, идущую на четырнадцати F4F-3 «Wildcat», не на своих двух крыльях. Ты просто хотел доказать, что и домашние гуси чего-то стоят. Очень жаль, что долг идёт вразрез с верностью близким. Ты выбираешь сына той женщины, что откармливала тебя на убой, и он и его радикалные взгляды, неудержимая тяга к смуте, к скрытым возможностям огня, тротила, угроз и террора, всё это навлекает проблемы на твой птичий хвост, и вот они у тебя на хвосте, проблемы и те, кто олицетворяют проблемы, и когда война закончилась — ты ещё посередине своей войны, своей собственной, может быть, даже в начале, и от твоего военного жалованья ни гроша не осталось, ни цента, ни пфеннига. Нильс Хольгерссон вышел сухим из воды, с него всё как с гуся вода, а ты в этом по уши, лекарства не действуют, ты прячешь голову в землю, потом в стог прелого сена. Заботы уже далеко позади, когда ты лежишь на дармовой подстилке на Ферме и перебираешь в свинцовой от тяжести голове флешбеки мутного прошлого двуногой давности… Иногда Нильс приносит зерно, а иногда и чары, но те, на какие у него хватает денег. Они превращают тебя-гуся в Мартина-человека, но ненадолго, и человечья кожанка, уже не лётная, бледно мерцает, обнажив синие жилки, которых уже не хватает, чтоб доказать, что и домашние гуси на что-то способны, и эта куртка давит со всех сторон, делает тебя заметным, видимым, наземной целью, как ты бы сказал, если бы сказал хоть слово за семьдесят лет. Нильс обещает вытащить тебя отсюда во что бы это ему ни стало. В эту ночь ты ищешь самый глухой и дальний птичник в глубинах фермы. Никто не вытащит тебя отсюда. Никто не посмеет достать тебя здесь. Голову спрячь под крыло. В объятии собственного посеревшего пуха спится спокойнее. Во сне видишь стаю и Нильса. Но в этом сне Нильс Хольгерссон ничего не обещает. Это хороший сон. да я просто придумал какую-то лавстори а теперь хочу смотреть как два классных нечеловека играют её и копают до ядра земли пока я себя трогаю

Это заявка Кая в «Хотим видеть»

ФОССЕГРИМ
скандинавский фольклор, вторая волна

samuli ponsimaa

Garmarna - Gamen "Игра фоссегрима - это цепь, что приковывает его к водяной бездне" Т. Киттельсен Современность тебя изрядно обыдлила - ты это прекрасно замечаешь, но ничего не можешь с этим поделать (а хочешь ли?) Тебе мерещится, что твоя виртуозная игра на скрипке никого не восхищает, ведь всегда найдётся кто-то из Ютуба, кто сделает это вровень тебе - "но никак уж не лучше", убеждаешь ты себя самого. Нет, между тобой и смертными созданиями пролегает непреодолимая сущностная пропасть - ведь пока они творят музыку, ты музыкой стал, сделал её своей единственной возлюбленной, пустив её себе по венам вместо крови, помешанной на родниковой воде. Ты знаешь больше, ты умеешь лучше, но вот незадача - ни один пустоголовый еблан в этом городе этого не видит. [indent] Или тебе так кажется? [indent] Старик Вяйнямёйнен зазывает тебя к себе в бар на выходные - мол, под софит встань, шляпу на пол только кинь, и за кавер на какую-нибудь ирландщину куш сорвёшь, не иначе, ведь этот старый мудень знает, как и когда с народа лучше вытягивать деньги. Ты этого не знаешь - ты из тех творцов, кто умеет работать в своей стезе, но не умеет зарабатывать и пропихивать себе дорогу, расталкивая всех неугодных под рёбра острыми костлявыми локтями; ведь творчество должно говорить само за себя, не так ли? Ты уже сделал достаточно для того, чтобы тебя услышали и заметили, ведь были же времена, когда глухой деревенский люд, невзирая на страх перед болотными драуграми и проглотами-троллями всё же отправлялись в лес, едва сядет солнце, и шли на звук твоей тальхарпы, чтобы послушать и обучиться твоему мастерству. [indent] Были времена, когда тебе не приходилось никого искать и, напротив, все искали тебя. [indent] Теперь тебе едва хватает денег на выпивку для поддержания должного уровня яда и скверны в твоём характере - ты был вдохновлённый возвышенный мальчик, искренне любимый своим окружением, отчего же ты превращаешь себя в нарочито неблагодарный, отвратительный кусок дерьма? - а в качестве чар тебе хватает вязаной шапки, прикрывающей топорщащиеся уши. Вяйнямёйнен тебя не бросает - по крайней мере, не до конца - выдумывая для тебя ловушки, чтобы удержать тебя подальше от той бездны, в которую тебе так и хочется горестно сорваться; худосочный каланча (да-да, ты) не нравится публике как посетитель и сосед по барной стойке, но нравится как музыкант, и тебя держит на последних крупицах здравого рассудка огонь в глазах сгрудившихся вокруг тебя сказаний, что отплясывают под твои безумные трели и провожают в конце вечера улюлюканьем и почти животным ритуальным воем. Ты быстро забываешь свой хоть и маленький, но триумф, выискивая в нём изъяны, и ощетиниваешься, кусаешься, обвиняешь всё и вся в помощи тебе - нет, ты всё ещё зарвавшееся дитя и слишком творческая личность, полагающаяся на волю удачи и случая, чтобы смириться с рациональным порядком вещей. Слишком горд для подачек, дубоват для обмана, недостаточно улыбчив для торговли хотя бы лицом, что на американском континенте поддерживается - словом, ты как будто бы не пригоден абсолютно ни для чего... [indent] И в глубине души ты понимаешь, что в твоём нынешнем положении не виноват никто, кроме, пожалуй, тебя самого. Если коротко и без напыщенности, то Фоссегрим - непризнанный гений старой школы (настолько старой, что Библия сияет новизной), склочный и ненадёжный малый, ориентирующийся только на собственные желания и убеждения, далёкие от нынешней реальности. Не любит работать ни в каких направлениях, кроме как музыкальных, и в целом его гений ему позволит освоить любой современный музыкальный инструмент, если он только захочет и примет чужую помощь, а этого он ой как не любит. С Вяйнямёйненом они не друзья и даже не товарищи, во всяком случае, Фоссегрим в этом уверен на все сто. Он говорит ему, какой старик урод и продавшаяся сволочь, хотя они оба из одной музыкальной когорты, и делает это как в лицо, так и за глаза от ощущения множащегося бессилия из-за проявляемой к нему, как ему самому кажется, незаслуженной доброты.

Это заявка Вяйнямёйнена в «хотим видеть»